Интепелеи, мускулистая и суровая иилане", стояла рядом. Ее тело было покрыто кровоточившими следами укусов, у ног ее лежали два больших узла. Она заговорила неумело, но вполне отчетливо:
– Возле ямы с хесотсанами были следы: помятая трава, четкие отпечатки ног иилане" в иле. Сделанные вчера. Я искала и ничего не нашла. Потом заметила, что хесотсаны что-то едят, но не там, где для них оставляют мясо. Я вошла в воду, отогнала их и вот что обнаружила.
Она нагнулась и достала из меньшего узла череп иилане". Ученые жестами выразили отвращение и потрясение. Но всем стало еще хуже, когда она развернула второй узел и достала из него жуткую массу окровавленных костей.
– Грудная клетка иилане", – прокомментировала Акотолп. – Плоть не отошла от костей – вот мышцы, вот сухожилия. – Она показала пальцем. – Смерть наступила недавно.
– А вчера она еще была жива? – спросила Ланефенуу.
– Вне сомнения, – ответила ученая, ужаснувшись собственным словам.
– И я так думаю. Ужас и интерес. Что случилось? Они упали туда? Живыми они оказались в воде или мертвыми? Думая о них, я вспомнила еще трех охотниц, ушедших из города и не вернувшихся. Их искали, но не нашли. Трое и еще раз трое. А теперь я спрашиваю вас, Акотолп и Укхереб, спрашиваю иилане" науки. Случилось два странных происшествия, которым нет объяснения – и я недовольна. Я хочу, чтобы вы сказали мне – есть ли между ними связь. Есть ли что-нибудь общее между этими тремя и теми тремя?
Укхереб размышляла и не решалась высказаться. Потрясая складками на шее, Акотолп с чувством проговорила:
– Общее – смерть. Трех и, возможно, еще трех. Или же всех. Иначе эти трое вернулись бы. Смерть ходит вокруг города, смерть приходит в город. Нужны факты. Давайте пустим птиц.
– Тех, что выслеживают устузоу?
– Их, эйстаа. Мы давно ими не пользовались. Скучно глядеть на снимки деревьев и побережья.
Ланефенуу гневно щелкнула челюстями.
– Хватит скучать. Что-то чужое несет смерть в мой город. Я хочу, чтобы вы выяснили, что случилось. Откроется тайна – прекратятся смерти.
– Будет так, как ты приказываешь. Предлагаю увеличить число вооруженной охраны во всякое время дня и ночи. И высадить побольше ядовитых растений у стен.
– Выполняйте. И ежедневно докладывайте, что увидите.
Сделав жесты преданности и повиновения, ученые отправились восвояси. Шли они медленно и размышляли.
– С тех пор как мы прибыли в город, было спокойно, – проговорила Укхереб. – Неужели кровопролитие началось снова? Не хватит ли крови? Неужели опять устузоу смерти?
– Надо поискать. Если они близко, мы обнаружим их. Тут могла бы помочь Вейнте". Она прекрасно расправлялась с устузоу.
Смешав в жесте согласие и отрицание, Укхереб ответила:
– Ты ей служила, я знаю. Ты говорила мне, что она спасла твою жизнь. Но она служила только смерти и никакой другой эйстаа. Довольно смерти. Окажи мне любезность, пусть имени Вейнте" не будет в твоих мыслях.
Дни для Вейнте" были похожи, как капли воды. Они слились воедино, да так, что и не оторвать. Солнце на небо – в море за рыбой, потом вечер. И ничего не менялось.
Но сегодня что-то произошло, и ей это не понравилось. Фарги были в явном смятении. Они вылезли из океана и торопливо устремились в глубь берега. Вейнте" поинтересовалась, что случилось, но, конечно, не получила ответа. Великреи была уже далеко и, не слыша ничего, со всеми удалялась в сторону болот. Такого еще не бывало. Вейнте" обернулась к океану и за белыми валами увидела черное пятнышко.
Что это может быть? Странно – в море никогда не было ничего, кроме рыбы и морских тварей. Иногда в нем встречались огромные рыбины, зубастые хищники, но такого, чтобы выступал из воды… Она почувствовала тот страх, что и остальные, и тоже направилась было к лесу…
И тут ощутила гнев. Она не из тех, кто пугается. Мысль внушила тревогу – в особенности тем, что вновь заставила ее думать. А она отвыкла. И в расстройстве Вейнте" гневно шипела и драла землю когтями ног. Сердилась и на море, и на эту непонятную штуку. Потом еще раз посмотрела – загадочный предмет приблизился.
Очертания были знакомы. Она уже догадалась, что это – потому-то и ощутила внезапную ненависть, ведь появление урукето вновь пробудило гнев, испытанный ею некогда на этом берегу.
Брошенная.
Отверженная.
Оставленная умирать.
Урукето.
Наконец короткий приступ гнева прошел, и она могла уже хладнокровно взирать на живой корабль. Нынешний гнев был далекой тенью давнишнего. Чего бояться, если перед ней урукето?
Она спокойно смотрела на черный высокий плавник, из которого торчали головы иилане". Возле урукето в море что-то плескалось. Энтиисенаты, конечно. Пожизненные спутники живого судна. Спутники, кормильцы…
Урукето так близко подошел к берегу, что белые гребни уже перекатывались через него. Из плавника выбралась иилане", спустилась в воду и встала, широко расставив ноги. Сверху ей что-то передали – Вейнте" не видела, что. Она погрузила предмет в волны и полезла обратно.
Что она здесь делает? Откуда урукето? Непривычные думы вновь заставили Вейнте" гневно потрясти головой. Зачем ей думать об этом? Почему она сердится?
Урукето уходил в море, медленно уменьшаясь. Нет, он идет вовсе не в море, а вдоль берега. Это важно.
Но почему? Мысль не укладывалась в голове. Вейнте" начала раздражаться, и одна из вернувшихся фарги с перепугу бросилась бежать прочь, взглянув на ее дергавшееся тело.
Урукето ушел на север. На север. Он уплыл на север, а северу противостоит юг. Долго она не могла понять смысл этого умозаключения. И уже когда почти стемнело, увидела, что Великреи бредет на берег с рыбой, уверенно шагая в волнах прибоя.
Так шла Великреи тогда, когда Вейнте" в первый раз увидела фарги. И они тоже пришли оттуда – с севера.
Значит, там город! Город с пляжами, на которых родились эти фарги. Тот город, в который они пришли, выйдя из моря. Тот город, который покинули, потому что он не открылся для них. И они повернули к нему свои спины и уплыли, а потом оказались здесь.
Вейнте" смотрела на север, пока не стало совсем темно.
Глава 21
Это было подобно пробуждению от долгого сна. Или еще – тому, что бывает, когда лопается яйцо, когда после первой долгой ночи своей жизни выходишь на свет. Так думала Вейнте". Сначала эти мысли ее удивили – потом она стала гадать о причинах такого удивления.
Однажды, склонившись над лужей, чтобы попить, она заметила в воде свое отражение и принялась недоуменно разглядывать его. Подняла руки, растопырила большие пальцы, поглядела на грязь, присохшую к ним. А потом погрузила ладони в воду, прогнав свое изображение, не понимая, почему оно волнует ее.
Каждое утро она глядела на море, искала в нем урукето. Но он не возвращался. Это огорчало ее – потому что нарушало порядок дня, к которому она успела привыкнуть. Сон, еда, сон. И ничего более. Она чувствовала беспокойство, сожалела об этом. Что смущает ее? Что тревожит? Она это понимала – но гнала из памяти… Здесь, на берегу, так спокойно…
Наконец Вейнте" словно проснулась. Она стояла на берегу, прямо перед нею по грудь в воде торчала одна из ее товарок… «Рыба», – знаком показывала фарги. Цветом ладони. Рыба – и больше ничего.
– Какая рыба? – спросила Вейнте". – Где рыба? Их больше одной? Большие, поменьше, сколько их? Требую ответа.
– Рыба, – ответило глупое создание, выпучив глаза и приоткрыв рот.
– Кусок никчемности-скала глупости-гора недоумения…
Вейнте" замолчала, потому что фарги в страхе нырнула и уплыла от нее подальше. В один миг все оказавшиеся поблизости фарги попрыгали в воду. Пляж опустел, но гнев Вейнте" рос, и она громко выкрикивала, извиваясь всем телом от раздражения:
– Неразумные, глупые и немые! Не знающие ничего о красотах речи, о гибкости языка, о радости постижения! Плаваете, ловите рыбу, валяетесь на песке, спите. Да умрите хоть сейчас – никакой разницы и не будет. И я могла умереть…